Отец как участник войны. Воспоминания о В.П.Максаковском.

Н.В.Максаковский, кандидат географических наук

Летит, летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый,
Быть может, это место для меня.

(Из песни «Журавли», музыка Я.Френкеля, стихи Р.Гамзатова, 1969 г.)

Мой отец, Максаковский Владимир Павлович (1924-2015), провел на войне, строго говоря, примерно полгода. Все началось в первых числах июля 1941 г., когда он, 17-летним парнем, окончившим только что 9 класс московской школы на Старом Арбате (в Серебряном переулке), был зачислен добровольцем и отбыл в сторону Западного фронта (фото 1). Конец его военной эпопеи – предновогодние дни 1941 г., когда он дождался контрнаступления наших войск, освободивших от оккупации район Калуги, где он вынужден был скрываться от немцев в избе у местных жителей.

Володя Максаковский в старших классах (примерно 1940-41 гг.).
Фото 1. Володя Максаковский в старших классах 
(примерно 1940-41 гг.).

 То есть, он был не из тех, кто прошел со своей 21-й ДНО (дивизией народного ополчения) весь ее долгий и славный путь – от самой Москвы и почти до Берлина, ибо военные перипетии на юго-западных подступах к столице, в начале октября 1941 г., навсегда разлучили его с однополчанами, дав ему – но об этом сейчас можно только гадать – редчайший шанс на выживание  (подробности см. ниже). Однако на его долю выпало несколько поистине героических месяцев – смертельно опасных, наполненных тяжелыми боями и физическими лишениями, а также пленениями и побегами. Можно только догадываться, насколько трудной ношей это оказалось для еще несовершеннолетнего человека, не имевшего никакого соответствующего опыта, и проживавшего до этого в благополучной интеллигентной семье в самом центре Москвы. На то, что современная молодежь вряд ли бы выдержала такие испытания, отец, находившийся всегда в гуще студентов и знавший её настроения, впоследствии не раз сетовал, намекая на превалирование у значительной части молодых людей чисто практических жизненных интересов и невысокий уровень их патриотизма. Но, очевидно, что каждое время кует свои типажи людей, и уже поднадоевшая фраза — «время было такое» — оказывается применимой и в данном случае. 

Итак, что же произошло за указанные шесть месяцев?  Вот что отец пишет в своих воспоминаниях (автобиографический фотоальбом «Линия жизни»). «Незадолго до начала войны мне исполнилось 17 лет. Поскольку наш год еще не призывался, многие девятиклассники записались добровольцами в Народное ополчение Москвы, дивизии которого стали формироваться в ее районах. В Киевском районе формировалась 21-я дивизия, причем центр ее формирования размещался как раз рядом с нашим домом – в школе № 59 по Староконюшенному переулку. Никогда не забуду один из июльских дней, когда мы нестройными рядами стояли во дворе этой школы, где начинался наш путь по дорогам войны. Само формирование нашей дивизии происходило в районе дачных поселков вдоль Белорусской железной дороги. Первые стрельбы состоялись под Можайском. А в начале октября дивизия заняла вторую линию обороны вдоль реки Десны на юге Смоленской области (от себя добавлю: речь идет о районе схождения территорий трех областей – Смоленской, Калужской и Брянской, это верховья реки Десны, 20 км юго-западнее города Кирова, до Москвы на северо-восток по прямой – около 300 км). И почти сразу же началось немецкое наступление на Москву, в котором дивизия понесла большие потери. Так называемый «Вяземский котел», в который попало сразу несколько советских армий, был таким тяжелым испытанием, что можно считать просто чудом, что я остался в живых. Известно, что Константин Симонов завещал своим детям рассеять его прах где-то под Могилевым или Бобруйском, где по законам войны он должен был остаться. А я мог бы завещать сделать это в Калужской области….».

Да, действительно, насколько я помню, в свои застольные тосты или же официальные выступления по случаю 9 мая отец неизменно вставлял одну и ту же фразу – про то, что его возвращение с Западного фронта зимой 1941-42 гг. было чистой случайностью, просто чудом, это был буквально один шанс из тысячи. Страшно даже подумать…Коллеги-физикогеографы из МГПИ им. Ленина, работавшие на территории Калужской области (К.В.Пашканг и др.), однажды, еще в 1969 г., преподнесли отцу деревянную шкатулку, символически наполненную той самой – калужской землей, вперемешку со старыми стреляными гильзами (ныне она хранится на Геофаке МПГУ, в мемориальном музее-кабинете, по адресу Кибальчича, 16). 

Однако, приведенная выше цитата, столь кратко описывающая первые месяцы военной эпопеи отца, может и должна быть дополнена и прокомментирована, и это вполне мне позволяет сделать ознакомление с различными прочими источниками — семейными архивами, старыми фотографиями, но главное — письмами того времени и более поздними статьями и интервью отца, цитаты из которых я буду обильно использовать. Много полезных знаний, касающихся обороны Москвы в целом, я почерпнул, естественно, в Интернете, где, к моему дилетантскому удивлению и восторгу одновременно, я обнаружил совершенно уникальные детали тех боевых операций, сопровождаемые уникальными топокартами той поры, что хорошо совпадало с рассказами отца — одно органично дополняло другое. Изучил я и изыскания краеведов Калуги и расположенного неподалеку от нее поселка Воротынск, о котором мы еще скажем позже.

Начнем с самого начала – формирования Московского народного ополчения. Его история началась 2 июля 1941 г., когда Военный совет Московского военного округа принял «Постановление о добровольной мобилизации жителей Москвы и области в народное ополчение». В течение первых дней июля в столице были сформированы первые 12 дивизий, до конца октября — еще четыре дивизии. Все они сыграли огромную роль в обороне столицы в критический для нее период (напомним: паника в Москве – 15-19 октября 1941 г.). Всего ополчение включало порядка 160 000 человек, каждый третий – с высшим или средним образованием (забегая вперед, укажем, что из 12 дивизий народного ополчения – 6 фактически погибли на Смоленской земле, а остальные, понеся существенные потери, продолжали сражаться и в дальнейшем, так что до Победы дожили лишь немногие из тех ополченцев).

И уже буквально через несколько дней — 6 июля — отец стоял во дворе 59-й школы! Всего на пункт сбора 21-й ДНО Киевского района в этот день прибыло 7660 человек. Это были, с одной стороны, рабочие (Московский Хладокомбинат, Дорогомиловский химзавод, Московский железнодорожный узел, фабрика Сакко и Ванцетти, кондитерская фабрика им. Бабаева), а также колхозники Пушкинского района Подмосковья. С другой стороны, в дивизию записались служащие Киевского района, научная и творческая интеллигенция из научно-исследовательских институтов Академии наук, театра имени Вахтангова, студии «Мосфильм» и вузов района. Было там и небольшое число 16-17 летних школьников, не достигших еще призывного возраста: так, вместе с отцом, ушел на фронт Лазарь Буфф, его близкий друг и одноклассник, вместе с которым, плечом к плечу, он провел все шесть своих военных месяцев. 

Большинство из ополченцев не имело никакой военной подготовки, там было много юношей и уже пожилых людей, но основной командный состав дивизии, частей и подразделений был укомплектован из опытных кадровых военных  и командиров запаса. Комдивом был назначен полковник А.В. Богданов, участник советско-финской войны, кавалер ордена Красного Знамени. Политический отдел дивизии возглавил известный в те годы ученый-экономист Д.Т. Шепилов, впоследствии ставший генерал-майором, а после войны — Министром иностранных дел СССР (вспомним советские времена  — «…и примкнувший к ним Шепилов…»). В конце сентября 1941 г. 21-я ДНО насчитывала около 10,5 тыс. человек. 

Фото 2. Московское народное ополчение, 1941 г.  (автор – А.Шайхет)
Фото 2. Московское народное ополчение, 1941 г.  (автор – А.Шайхет)

Как выглядели ополченцы лета 1941 г., наглядно передает эта старая черно-белая фотография (фото 2). Как видно, некоторые из будущих бойцов были одеты просто в гражданское, и имели при себе, как можно предположить, минимальное снаряжение и набор личных вещей. И мне было бы крайне интересно узнать – как в тот день был экипирован Володя Максаковский, во что был одет и что нес с собой, и что дали ему в дорогу родители (моя бабушка и отчим отца)? И что они сказали ему на прощание? Ведь никто и не предполагал, что через несколько месяцев ему придется пробираться по заснеженным калужским перелескам уже при реальном морозе…. 

На следующий же день, 7 июля, ополченцы дивизии совершили в пешем строю 40-километровый марш, и сосредоточились в лесном лагере западнее Москвы. «Здесь нам выдали обмундирование и винтовки, научили закручивать на ногах обмотки….»  (я нашел свидетельства, что это был район ныне дачного села Перхушково, для интереса своим навигатором я заложил пеший маршрут от Староконюшенного переулка до Перхушково, по Кутузовскому проспекту и Можайскому шоссе, и действительно, получилось 37 км – Н.М.). А по дороге, шагая в строю,  как вспоминал потом сам Владимир Павлович в одном из своих видео-интервью, молодые парни, уверенные в скором возвращении обратно в Москву, всячески развлекали друг друга — играли «в слова», шутили, травили байки и пр. Однако вернуться домой будет суждено лишь совсем немногим….

В конце июля ополченцы находятся еще дальше от Москвы — под Можайском, где проводятся первые тренировочные стрельбы, о чем пишет и сам отец. Здесь же будущие бойцы участвуют в подготовке Можайской линии обороны. В расположении дивизии организуется вручение боевых знамен (и, наверное, присяга была принята там же).

А в конце августа ополченцев из Можайска перебрасывают на юг – на границу Смоленской и Калужской областей, в район поселка Милятино, что к северо-востоку от Спас-Деменска, и близ трассы Варшавского шоссе. Перевозили людей на «полуторках», путь занял около 3 дней. О том, чем ополченцы занимались в этой предфронтовой зоне, можно судить по фрагменту Володиного письма тех дней: «Завтра мы опять будем копать окопы. Над нами уже смеются – мы могли бы теперь составить подробную карту почв Смоленской области..». И еще, оттуда же: «Обмундированы мы хорошо. Недавно выдали ремни. В таком виде сейчас бы заявиться в Москву. После войны всегда буду носить гимнастерку….». Впрочем, в этом послании было еще нечто любопытное: «Сегодня к нам в дивизион пришел приказ, что должны отпустить учащихся 23-24 г.р., так что возможно, что я через несколько дней буду дома, а письмо это будет идти еще пол-месяца…». Но, как видно, в связи с обострением обстановки на подступах к Москве, никого уже решили не отпускать. Фронтовые события неуклонно приближались… Вот как выглядела та почтовая карточка, датированная 30 августа, отправленная на имя отчима по его арбатскому адресу, и это была последняя весточка от Володи от лета 1941 г. (фото 3).

Фото  3. Письмо  Володи  Максаковского с фронта от  30.08. 1941 г.
Фото  3. Письмо  Володи  Максаковского с фронта от  30.08. 1941 г.

Ближе к концу сентября, дивизия, уже входившая к тому времени в состав 33-й армии Резервного фронта, перебрасывается еще километров на 50 южнее, занимая назначенное ей место — во втором эшелоне левого фланга Ржевско-Вяземского оборонительного рубежа, близ города Кирова. На прилагаемой старой карте (фото 4) – это примерно посередине прогона между Рославлем и Сухиничами.

25 сентября 21-я ДНО переименовывается и становится 173-й стрелковой дивизией 2-го формирования, и именно в таком статусе она и вступает, в первых числах октября, в стадию непосредственных боевых действий (позднее она опять переименовывается — в 77-ю Гвардейскую стрелковую Черниговскую дивизию).

Фото 4. Оборона  Москвы,  по состоянию на 30.09.1941 г.
Фото 4. Оборона  Москвы,  по состоянию на 30.09.1941 г.

Итого, три месяца — с июля по сентябрь — ушло на подготовку. А далее следует второй — боевой этап отцовской военной эпопеи, и это еще три месяца: тяжелые бои, отступление, два пленения с побегами, а также спасительный приют в избе местных жителей под Калугой. Время действия: начало октября – конец декабря 1941 г. Место действия – вся Калужская область, от границ со Смоленской областью на западе и до края Тульской области на востоке.  

Итак, к началу октября 173-я дивизия дислоцируется в верховьях реки Десны, в 20 км юго-западнее города Кирова, а точнее – по линии поселков Хотожа-Бетлица-Зимницы-Дубровка. А немного юго-западнее проходит линия фронта (фото 4), за которой готовит свое наступление на Москву группа армий «Центр». Перед 173-й дивизией, находящейся во втором эшелоне обороны, стоят наши регулярные войсковые части. До рывка немцев на восток остаются считанные часы…

Все эти события происходят на самом краю полосы наступления 4-й танковой группы Гёпнера, которая — уже через несколько дней – ограничит, замкнет с юга, огромный «Вяземский котел», где погибнут многие тысячи советских бойцов. Нашим же ополченцам несказанно повезло: танковый клин проходит чуть стороной, и в тот ужасный «котел» их не засасывает… Хотя, если бы 173-ю дивизию не передислоцировали с прежнего расположения (на Варшавском шоссе близ Спас-Деменска), то ее бойцы, если бы вообще уцелели, неизбежно оказались в этой смертельной ловушке…

Важно также упомянуть, что отец был определен в артдивизион (точнее – 3-я батарея 63-го стрелкового полка), и являлся, по своим функциям, «замковым»: это означало, что в расчете, обслуживающем одну пушку, он отвечал за своевременное открытие и закрытие неавтоматического поршневого затвора (были еще – командир орудия, наводчик, заряжающий, установщик, снарядный и подносчик). Кстати, орудия у ополченцев оказались, мягко говоря, не самыми мощными и современными: «Я оказался в противотанковом артиллерийском дивизионе, на вооружении которого были 37-миллиметровые пушки шведской фирмы «Бофорс», взятые нами в Польше в 1939 году…».

Еще он был вооружен, как и большая часть тех ополченцев, старой винтовкой со штыком, как он сам пишет, — «дореволюционной винтовкой образца 1890-х гг.» (я прояснил, что речь шла о модернизированной трехлинейной винтовке Мосина 1891/1930, весом около 5 кг, с магазином на 5 патронов, при длине со штыком – 150 см, что лишь немного уступало росту самого нашего бойца).

И вот, 2 октября начинается наступление немецких танковых частей группы «Центр» на Москву (операция «Тайфун»), враг переходит через Десну. Как регулярные части первого эшелона, так и ополченцы, включая 173-ю дивизию, вступают в неравный бой с превосходящими силами противника и не выдерживают этого натиска. С боями наши начинают отступать, и к вечеру 4 октября занимают новый рубеж обороны – примерно в 30 км восточнее, на реке Болва, в районе Людиново (на приложенной карте — это немного юго-западнее Сухиничей). Однако противник наступает стремительно: в этот же день, 4 октября, он захватывает Киров и Спас-Деменск, что к северу от Людиново, и почти параллельно с этим он продвигается в сторону Жиздры, обходя Людиново уже с юга. 5 октября новые рубежи нашей дивизии подвергаются мощной атаке, идут тяжелейшие бои, причем фронт наступления противника оказывается значительно шире полосы обороны 173-й стрелковой дивизии, т.е. фланги дивизии как бы «захлестываются». Ухобичи, Гавриловка, Маклаки, Космачево, Старобужский, Заболотье, — вот названия небольших калужских деревень, вокруг которых разворачиваются те ожесточенные сражения. В итоге весь указанный район, примерно 6 октября, оказывается в немецком окружении. Командир 173-й дивизии принимает решение прорываться лесами на восток — к Сухиничам, и за пару дней уцелевшим ополченцам это в основном удается. 

Думаю, что именно на этом этапе два наших бойца теряют связь с родной дивизией. Вот как сам отец описывает события, произошедшие в начале того злополучного октября, привожу несколько цитат из разных его статей-воспоминаний: «…мы несли большие потери, подверглись бомбардировке вражеской авиации, атакам пехоты под прикрытием танков…бои были лютые, началась схватка, в которой силы дивизии были ослаблены…командир дивизии отдал приказ оставить пушки и отступать небольшими группами…..мы закопали пушки в лесу, лишив их затворов…..вскоре мы оказались в тылу у немцев….сначала отступали всей дивизией, потом нашим артдивизионом, потом батареей, а потом мы остались вдвоем с моим другом-одноклассником….мы  с Лазарем Буффом были посланы в разведку наблюдать за передвижением немецких мотострелков, а вернувшись на условленное место, никого из группы не нашли….так мы остались вдвоем и решили идти вдоль полотна железной дороги на Москву, …таких как мы, шли тысячи…».

Что касается дальнейшей судьбы 173-й дивизии, то выйти из окружения удается примерно половине всех бойцов (4,5 тыс.), которые продолжают воевать на Калужской и Тульской земле, защищая подступы к столице, в 1942 г. дивизия перебрасывается на Сталинградский фронт, и т.д.

В итоге, отец с другом, оторвавшись от своих, начинают уже свое собственное «военное путешествие». Впереди полная неизвестность, немцы продолжают быстро наступать на северо-восток по территории Калужской области, стремясь к Москве, и уже 12 октября в зоне их оккупации оказывается Калуга с окрестностями — те места, где как раз и находятся Володя и его друг. В районе Сухиничей они первый раз, на целых пять дней (12-16 октября), попадают в плен, их содержат в местной школе. Вот выдержка из одного из писем отца, написанного им родне сразу же по возвращении с фронта, в начале января 1942 г.: «Найдите на карте небольшой кружочек – ст. Сухиничи. Здесь в середине октября я лежал на грязном полу одного из классов местной школы, или во дворе этой школы, в слякоти, в первый снег, занимался печением на костре картошки,……ничего кроме нескольких печеных картошек и куска полусырого мяса не ел за пять дней,….грязный, в одежде, полной насекомыми, которые не дают ночью спать….». 

Но друзьям удается бежать, и они продолжают пробираться в сторону Калуги. И вот, немного не дойдя до нее, они – совершенно случайно – оказываются в деревне Доропоново, что к северу от Воротынска. И поскольку друг отца серьезно заболел, то надо было где-то переждать время и подлечиться, и они три недели укрываются у местных жителей. Вот еще одна цитата из того же письма Володи Максаковского своим родным: «С 20 октября до 3 ноября, ухаживая за почти умирающим Бюффоном (школьное прозвище Лазаря Буффа – Н.М.), днем прячась от немцев, ночуя в конторе на сене, все делал для того, чтобы Бюффон быстрее поправлялся, чтобы можно было двинуться к фронту, пробраться к своим, послать о себе весточку..» (и действительно, в семейном архиве нашлись только письма, относящиеся либо к июлю-августу 1941 г., либо ко времени уже после возвращения Володи с фронта, — так что я почти уверен, что целых четыре месяца никто о нем ничего не слышал – Н.М. ).

Известны имена тех добрых людей из Доропоново. Во-первых, это был председатель местного колхоза Петр Цуканов, приютивший, поначалу, обоих солдат в  правлении, и во-вторых, хозяйка того дома, где парни отсиживались после того, — Домна Петровна Фролова (после войны родители моего отца, в знак благодарности, не раз приглашали ее к себе в гости Москву, помогая чем могли). «Бездетная Домна Петровна полюбила нас как сыновей….». Причем, многие соседи знали о скрывающихся в доме солдатах, но оккупантам, которые иногда наведывались в этот поселок, их никто не выдал. Кстати, Доропоново лежит на высоком холме, с которого, как объяснили калужские краеведы, местные жители могли вовремя увидеть приближающийся немецкий патруль (вот она, спасительная роль местного рельефа! – ведь имелось несколько минут для того чтобы надежно укрыться). 

И еще одна интересная деталь (также из воспоминаний отца): чтобы не искушать судьбу, друг отца — Лазарь Буфф — стал зваться на селе обычным русским именем — Миша. Понятно, что попади он случайно в руки к фашистам, искоренявшим евреев всеми возможными способами, его судьба оказалась бы, мягко говоря, незавидной.

По выздоровлении «Миши» (уже в самом начале ноября) друзья покидают Доропоново, не подозревая, что совсем скоро они опять вернутся туда же. В надежде перейти фронт и попасть к своим, они пытаются обойти Калугу с юга и лесами двигаются на восток, к границам Тульской области.  Они не подозревают, что в это время к Туле с юга рвутся танковые соединения генерала Гудериана. В ноябре подступы к Туле превращаются в сущий ад (кстати, город был окружен, но взят так и не был). Однако нашим героям, недавно счастливо ускользнувшим из «Вяземского котла», суждено было избежать и этого «танкового ада».

В уже цитировавшемся «отчетном» письме Володи, от начала января 1942 г., о тех событиях написано так. «С 3 ноября — семидневный трудный путь к городу  Алексину (расстояние от Доропоново до Алексина составляет около 100 км – Н.М.), ночевки по деревням, целые дни в пути на морозе в 30 с лишним градусов, с мокрыми ледяными ногами, которые потом приходилось класть в печь, чтобы отогреть. ….Числа 10-го при попытке перейти фронт встреча с немецким патрулем, спасение только чудом, благодаря скромным познаниям в немецком языке…».

Однако, где-то в районе Алексина, не дойдя до Тулы примерно 60 км, наши беглецы попадают в руки немецкого карательного отряда, и случается это, как следует из записей отца (который скрупулезно, как легко заметить, отмечает все ключевые даты), 16 ноября. Колонну из нескольких сот пленных, под охраной часовых с собаками, гонят на запад – на Юхнов. По пути – ночевка в деревне Макарово, небольшом селении на стыке  Калужской и Тульской областей. О том, что было после, отец рассказывал так, и это был, наверно, самый яркий эпизод его военной эпопеи, прочно вошедший в семейные анналы: «Попал я в деревню Макарово. Нас заперли в рассохшийся овин. Ночью убежали несколько человек, в том числе и мой друг. Когда я перелезал через стенку овина, часовые заметили меня и схватили. Это было часов в 12 ночи. Меня часовой отвел  к офицеру, который бросил короткое —  «morgen erschießen» — «завтра расстрелять» (отец, как уже говорилось, неплохо знал немецкий, и тут он все понял сам…). Потом опять заперли в овин, у меня не было выхода. Я нашел клиноподобное отверстие в бревнах, но чтобы пролезть, надо было снять ватник. Я снял его и в одном свитере пролез. Когда понял, что по мне не стреляют, побежал со всех ног. Мороз 30 градусов, кругом метель. Был я в тонком свитере, без шапки, варежек, в старых полуботинках и летних носках. Бежал без дороги, по глубокому снегу, километра три, попал на окраину какой-то деревни, где в одной избе светилось окно. Я постучал, открыл мужчина, и меня приютили на ночь. Утром дали что-то из одежды. Шел я еще несколько дней и оказался в Доропоново на час раньше Лазаря. Там было спасение…» (друзья перед своим ночным побегом из овина уговорились встретиться именно тут, и им обоим, но уже порознь, пришлось проделать этот путь на запад примерно в 50 км! – Н.М.).

И здесь, как говорится, немного о погоде. Да, действительно, ноябрь 1941 г. выдался для Центральной России достаточно суровым, что, кстати, серьезно ограничивало немецкое наступление под Москвой. Так, упомянутый немецкий генерал Гудериан в своих мемуарах указывает, насколько сильно, на подступах к Туле, ему мешали сильные морозы, называя, конкретно для 13 ноября, температуру в минус 22 градуса. В общедоступных источниках в Интернете я лично обнаружил, что тот ноябрь был, хотя и холодным, но не катастрофичным: 17 ноября 1941 г., то есть в день отцовского побега из овина, в тех краях было минус 10. У отца же, как следует из приведенных выше цитат, на дворе стоял мороз в 30 градусов. (Кому верить? Впрочем, стоит ли мучиться вопросом – насколько легче было бы бежать по глубокому снегу, да и без верхней теплой одежды, при минус 10, а не при минус 30 градусах…).

Однако после успешного побега из Макарово, на пути в Доропоново, у отца были еще испытания, и опять – все кончилось благополучно: «Через пару дней в деревне Ястребовка своевременный уход при появлении немецкой машины. В этой деревне через полчаса были расстреляны 30 таких же как я, которым приказали бежать и которых как зайцев перебили из автоматов. А при переходе Оки я попал под выстрелы немецкого патруля…».

Примерно 19-20 ноября беглецы опять оказываются в теплом доме у Домны Петровны, где они более месяца дожидаются, вместе со всеми местными жителями, долгожданного освобождения. Из воспоминаний: «29 декабря 1941 года кругом бои, горела Калуга, пришли первые наши лыжники в маскхалатах, с автоматами. Радости нашей не было предела. Их командир приказал нам идти в Перемышль на сборный пункт».

Итак, в самом конце декабря 1941 г. Красная Армия, в ходе контрнаступления, освобождает Калугу и весь этот район. Отец и его друг возвращаются на поезде по железной дороге, уже со стороны Тулы, в опустевшую Москву. Таким образом, кольцо замкнулось – 17-летний Володя Максаковский ушел с другими ополченцами на запад, по «Можайке», а вернулся уже с юга, вместе со своим верным товарищем (и, хотя формально ему еще оставалось 17 лет, можно предположить, что за полгода он повзрослел лет на 10…). Суммарную протяженность описанного кольца, с учетом всевозможных зигзагов при пешем, автомобильном (полуторки) и  железнодорожном передвижениях, я определил по карте примерно в 900 км. Сегодня, в мирное время, это расстояние вполне можно покрыть за три дня на машине, переночевав пару раз где-то в пути. Тогда же каждый пройденный километр представлял для жизни огромную опасность…

Отец оказывается в Москве в первых числах января 1942 г. Отчим, получивший на войне ранение, а также мать, бабушка и сводная сестра, пребывали в то время в эвакуации на Урале, куда Володя вскоре и направился. А тогда пустую квартиру на Старом Арбате ему открыл управдом, не сразу признавший своего жильца (Староконюшенный, 19, кв. 85 — в этой квартире он жил до самых последних своих дней, а поселился в ней, вместе с семьей, в 1937 г.).

Уже говорилось, что родные несколько месяцев о Володе вообще ничего не знали, и лишь в начале января телеграмма о его благополучном возвращении домой достигла Челябинска. Радовались все безмерно, и особенно мать Володи, моя бабушка, которая, по словам очевидцев, от своих переживаний «превратилась в четвертинку». Та самая краткая телеграмма, посланная в Челябинск одним из близких друзей семьи, – «Володя уже в Москве» — является настоящей семейной реликвией.

На этом боевая часть военной эпопеи для моего отца закончилась. Однако не прервалась его связь с армией: сразу после окончания 10-го класса последует обучение в трех разных военных училищах (на артиллериста, военного топографа и военного химика), с перерывом, правда, на лечение серьезной болезни (очевидно, что фронтовые лишения даром для отца не прошли). Этот «военно-учебный» период жизни Володи Максаковского, плавно переходящий в мирную жизнь – обучение на Геофаке МГУ, четко прописан в его воспоминаниях: «Весной 1942 г. я попал по призыву в военное училище. Это произошло после окончания, фактически экстерном, средней школы в г. Челябинске, где наша семья находилась в эвакуации. Это было гвардейское минометно-артиллерийское училище, находившееся в г. Миассе. Но его закончить не удалось из-за серьезного заболевания. После излечения, весной и летом 1943 г. был рядовым 47-го военно-топографического отряда МВО, в Московской области. В августе 1943 г. снова был направлен в военное училище, которое называлось КВУ — Калининское военное училище химических войск Красной Армии (фото 5).  Одно время КВУ дислоцировалось под Москвой, в Косино, а затем было переведено в Кострому. После его окончания летом 1946 г. большинство курсантов было демобилизовано (включая и отца — Н.М.). О КВУ у нас остались самые лучшие воспоминания – и о командирах, и о курсантах, и о занятиях, и о художественной самодеятельности. В КВУ я написал много стихов, эпиграмм и песен. У меня в архиве до сих пор хранится сборник этих стихов и песен, оформленный моим товарищем – курсантом  Маратом Самсоновым, который в дальнейшем стал Народным художником СССР. Вспоминаю также, что хотя меня учили на химика, к этому предмету никакого интереса у меня не было. Зато явно проявился интерес к географии. Вспоминаю, как меня ставили спиной к карте, по которой задавали вопросы…».

Фото 5. Курсант КВУ (1945 гг.).
Фото 5. Курсант КВУ (1945 гг.).

Да, действительно, после Победы он выбирает себе мирную специальность – обучается на Геофаке МГУ (1946-1950), затем — 3 года в аспирантуре (1950-1953), после чего начинает работать в МГПИ им. В.И.Ленина (хотя я слышал, что сначала – и это было бы вполне логичным – отец хотел остаться на Геофаке МГУ, но по каким-то причинам этого у него не получилось). В 1955 г. (т.е. в 31 год) успешно защищает кандидатскую диссертацию, а в 1970 (в 46 лет) – докторскую. Становится лауреатом нескольких высоких государственных премий. Пишет десятки статей и книг, включая бестселлер – знаменитый учебник по экономической географии для учащихся 10-11 классов, выдержавший, в сумме, свыше 50 изданий (он выпускается и поныне!). В географических кругах становится известен как поэт-любитель, еще в 1947 г. он пишет «Марш Географов». Проработав свыше 60 лет в МГПИ, В.П.Максаковский проходит очень насыщенный, очень интересный и очень продуктивный путь — от кафедрального ассистента и старшего преподавателя до почетного профессора МПГУ и Академика РАО. С 1968 г., бессменно на протяжении 45 лет, он возглавляет сначала кафедру экономической географии (МГПИ), а затем кафедру экономической и социальной географии (МПГУ), которая теперь носит его имя. Но это уже совсем другая история…

Не могу не сказать несколько слов о своей матери – Зое Василевицкой (1924-2006). Они с отцом познакомились в старших классах, и он посвятил ей не одно трогательное юношеское стихотворение. Хочется думать, что мысли о ней (переписки, как уже было сказано, быть не могло) помогали Володе переносить выпавшие на его долю фронтовые лишения. Родители поженились в декабре 1947 г.

Что же касается своей эпопеи в Доропоново, то отец об этом никогда не забывал, и уже в мирное время всегда искал случая туда наведаться. Он пишет: «После войны, когда мне много раз приходилось проезжать по Киевской железной дороге, на перегоне от Калуги до Сухиничей я всегда стоял у окна вагона и вглядывался в окрестные пейзажи….». Далее, в 1980-х он, будучи по делам в Калуге, наконец, добрался до Доропоново. И здесь его постигло, с одной стороны, большое разочарование, а с другой – крайнее удивление: «Это было большое потрясение – ведь от деревни мало что осталось! Половина домов оказалась заколоченной, и на месте многих остались только заросшие бурьяном квадраты… Встретившаяся женщина объяснила, что теперь здесь постоянно живет только несколько старух… После моего рассказа кто я и зачем приехал, эта женщина, как это ни поразительно,  нас с Лазарем (Мишей) – вспомнила! Она тогда была еще девочкой и носила нам еду…».  Отец хотел было найти могилу Домны Петровны (умерла в 1948 г.), однако уже никто этого уже не знал.

Но эта история имела свое продолжение. В сборнике МПГУ «Они сражались за родину» (2010) отец пишет об этом так: «В 1998 г., вспомнив старое, я послал в одну из калужских газет заметку о событиях 1941 г., связанных с Доропоново. После ее публикации большой интерес ко мне проявила школа N 2 Воротынска. Учительница географии Л.В.Понкратенко  дважды приезжала в Москву за интервью, сняла любительский видеофильм. А потом я побывал в этой школе, еще раз осмотрел многие памятные места….В кабинете географии есть стенд, посвященный мне. Теперь я переписываюсь также с учительницей истории Т.В. Изотовой и учительницей математики А.В.Коломиец…». Впрочем, в тот свой вояж, осенью 2000 г., отец почему-то не смог добраться до Доропоново, провел все время в Воротынске, и больше судьба ему шансов на это уже не оставила…

Сам я посетил Доропоново в конце 2015 г., уже после смерти отца, и также нашел село в весьма плачевном состоянии (выходит, с 1980-х гг.  ничего в лучшую сторону здесь так и не изменилось?). Это совершенно обычное, ничем не примечательное селение, лишенное, в отличие от иных мест Подмосковья, богатых усадеб столичных дачников (еще в 1960-е гг. Доропоново попало в список «неперспективных деревень»). Следы избы Фроловых мне опознать не удалось, никто мне на них не указал, но я уверен, что будь мы тогда вместе с отцом, он бы что-то припомнил…(фото 6).

Фото 6. Село Доропоново в наши дни (декабрь 2015 г.)
Фото 6. Село Доропоново в наши дни (декабрь 2015 г.)

Вообще же, для меня лично, этот район Калужской области был интересен также и потому, что здешние земли занимает национальный парк «Угра», где я бывал не раз, поскольку, двигаясь по своей научной стезе, я долгое время специализировался на изучении именно национальных парков – как одной из важнейших категорий особо охраняемых природных территории России. Символично, что военное прошлое отца и мои научные интересы сошлись, можно сказать, на одной географической местности….

Уместно также добавить, что все шесть своих военных месяцев отец прослужил как рядовой, и лишь после окончания Калининского военного училища в 1946 г. получил звание младшего лейтенанта. Вроде бы и не густо…. И тем не менее, отец, уже ближе к концу жизни насчитывал 20 военных наград. Первыми из них, вскоре после Победы, стали Медаль «За победу над Германией» (1945 г.) и Медаль «За оборону Москвы» (1945 г.). Впоследствии, и это каждый раз было ярким напоминанием о военных годах, по памятным датам ему присуждались медали – к 20-летию, 30-летию, 40-летию Победы, и так далее. Отметим и почетный «Орден Великой Отечественной войны» II ст. (1985 г.). Последняя военная награда отца — Медаль «70 лет битвы за Москву» (2011 г.). Вспоминается, что незадолго до своего ухода он часто повторял – «Эх, дотянуть бы до 70-летия Победы….». Чувствовалось, что ему это казалось очень важным, это было для него явным стимулом продолжать жить дальше. Но 9 мая 2015 г. он так и не дождался… Будь он жив сейчас, ему бы, несомненно, выдали очередную награду – уже в связи с 75-летием Победы.

Память о былом пробуждали, конечно же, ежегодные отмечания 9 мая. Отец неизменно присутствовал на разных официальных собраниях, посвященных этой дате, однако понятно, что число реальных участников войны с каждым годом становилось все меньше и меньше. Поколение уходило. И под конец жизни отец, будь то празднования в РАО, в МПГУ, или где-то еще, оставался одним из совсем немногих живых фигурантов тех событий (фото 7). У нас дома этот день также всегда отмечался, причем отец обязательно, вплоть до последних лет, относил букет цветов к памятной доске на стене школы N 59, — той самой, откуда в июле 1941 г. он уходил на фронт добровольцем (фото 8). И это была его неизменная традиция, я бы даже сказал — священный обряд, к которому он часто привлекал членов семьи и близких друзей. Сохранилась даже фотография, где на фоне этой доски он,  с цветами, стоит вместе с Лазарем Буффом (умер в конце 1980-х гг.). Ныне, когда пишутся эти строки, старинное здание школы, (где, кстати, обучался и я, и моя сестра Елена), находится на реставрации, весь фасад его наглухо закрыт «лесами», однако мы очень надеемся, что по окончании работ мемориальная доска будет возвращена на место, чтобы продолжать напоминать всем, кто будет проходить по Староконюшенному переулку, о том, какие люди жили на Старом Арбате в начале сороковых годов прошлого столетия…

Фото 7. На праздновании Дня Победы 9 мая 2013 г. в Главном здании МПГУ.
Фото 7. На праздновании Дня Победы 9 мая 2013 г. в Главном здании МПГУ.
Фото 8. Памятная доска на фасаде школы N 59.
Фото 8. Памятная доска на фасаде школы N 59.

Отец всегда с трепетом слушал военные песни, особенно в исполнении Людмилы Гурченко и Дмитрия Хворостовского. Он очень любил песню «Журавли» (см. эпиграф), которую слушал со слезами на глазах, очевидно, представляя себе тот «промежуток малый», который он не занял лишь по редчайшему стечению счастливых обстоятельств.

Заканчивая, хочется привести здесь военные юношеские стихи отца, относящиеся, скорее всего, к 1944 г., т.е. к бытности его курсантом КВУ. Стихи называются – «Первый день мира».

Когда придёт тот день, не знаю,
Но знаю твёрдо, что придёт.
Война померкнет, угасая
И, наконец, совсем умрёт.

В последний раз по старой трассе
Получат лётчики приказ
В последний раз поднять фугасы
И сбросить их в последний раз.

То будет осень или лето,
А, впрочем, может быть, весна.
«В последний час» - мелькнёт в газетах
И вдруг наступит тишина.

И ночь как будто отдалится,
Когда шумна и велика
Огнями снова заискрится
Незатемнённая Москва.

Ну и в самом финале привожу строки из историко-краеведческой работы, выполненной ученицей 8-го класса Воротынской школы N 1 Анастасией Сорокиной в 2016 г. В своем школьном исследовании, названном «Географический пост В.П.Максаковского», молодая девушка нашла для моего отца такие слова: «Судьбой ему было уготовано оказаться в военное лихолетье в окрестностях Воротынска. Тем самым, можно сказать, что именно наша земля подарила будущему академику жизнь, чтобы в дальнейшем он мог трудиться на благо образования других». Ну что же, лучше и не скажешь…..


Список источников:

Воротынск – героям Великой Победы! Сборник.  М., «Кодекс», 2010.

Лаппо Г.М. Магия Максаковского // География в школе. 2016, N 4.

Максаковский  В.П. «Линия жизни». Фотоальбом (авторское издание)  2014.

Максаковский Н.В. «Отец как географ. // Материалы к 3-м Максаковским чтениям, М., 2017. 

Они сражались за Родину. Из воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны 1941-45 гг., работающих в МПГУ. М., «Прометей», 2010. 

Сорокина А.Ю. Географический пост В.П.Максаковского // «Страницы истории родного края. Электронный сборник работ обучающихся и педагогов Калужской области. Вып. 2. Замечательные люди» (препринт). Калуга, 2016. 

Интернет-ресурсы:

www.maksakovskiy.ru — мемориальный сайт В.П.Максаковского

https://rkkawwii.ru/division/173sdf2, http://smol1941.narod.ru/divnaropolh.htm, http://militera.lib.ru/memo/russian/moscow25/13.html, http://www.podvignaroda.ru, https://pamyat-naroda.ru — описание становления и боевого пути 21-й (173-й) стрелковой дивизии, фактология по периоду обороны Москвы осенью 1941г.

http://militera.lib.ru/memo/german/guderian/06.html — военные мемуары генерала Г.Гудериана