Россия в глобализирующемся мире

В последние десятилетия мировое развитие проходит под знаком глобализации, которая охватила все стороны жизни мирового сообщества – политику, экономику, социально-культурную сферу, способствуя консолидации его в единую глобальную систему. Несмотря на не стихающее движение антиглобализма, глобализацию, видимо, следует рассматривать как объективный исторический процесс, вовлекающий в свою орбиту все большее число стран. Однако нет сомнения и в том, что выгодами глобализации в наибольшей мере смогли воспользоваться наиболее развитые страны, тогда как в других странах она продолжает порождать немало проблем. Это в полной мере относится и к России, которая, несмотря на все усилия, пока еще не нашла свою точку опоры в глобализирующемся мире. И такое отставание имеет свое объяснение.

Прежде всего вспомним о том, что постсоветское двадцатилетние довольно четко подразделяется на два этапа – 90-е  годы и начало XXIв. Первый из них не случайно заслужил эпитеты «смутного», «лихого» времени, «потерянного» десятилетия. Механическое заимствование западной модели либерально-демократических реформ, которая была взята на вооружение российскими «младореформаторами», избранный ими путь «шоковой терапии», приватизации («прихватизации»), при которой крупные промышленные предприятия передавались в руки частных владельцев по ценам, никак не соответствующим их реальной стоимости – все это привело к тяжелому системному кризису. Когда наступила глубокая дезинтеграция народного хозяйства, когда перед большинством граждан встала проблема элементарного выживания и миллионы людей стали жертвами финансовых пирамид и были ввергнуты в нищету – и все это на фоне сказочных, непонятно откуда взявшихся состояний олигархов. Когда промышленное производство уменьшилось вдвое, причем такого падения страна не испытала даже в годы Великой Отечественной войны. Когда 25 млн. русских оказались за пределами России, а обострение межнациональных отношений достигло невиданных прежде размеров. Когда, наконец, таких же размеров достигла депопуляция и население страны стало сокращаться на 700-900 тыс. человек в год. Можно сказать, что в этих условиях Россия оказалась пассивным субъектом глобализации, в какой-то мере ее жертвой.

К счастью, в начале 2000-х гг. этот кризис удалось преодолеть и социально-экономическое развитие России приняло совсем другой характер. В первую очередь об этом можно судить по темпам годового прироста ВВП (Рис.1), которые в 1999-2008гг. в среднем составляли 6,9%, т.е. были значительно более высокими, чем в большинстве стран Запада. В результате в 2008г. объем ВВП России (по ППС) достиг 2225 млрд. долл. и она, обогнав Италию, Бразилию и Францию, снова вошла в число десяти крупнейших стран мира, заняв в этом рейтинге 7 место [7, c.67-68]. Изменилась и структура ВВП, в которой доля сферы обслуживания и услуг возросла до 58%, т.е. приблизилась к среднемировому уровню (67%). О врастании в мировое хозяйство свидетельствует и рост производственной открытости экономики России: если в СССР показатель экспортной квоты составлял всего 5-10%, то в постсоветской России уже в середине 90-х гг. он достиг 35%, что превышало уровень Великобритании, Франции, Италии, не говоря уже о США или Японии, да и среднемировой показатель, составляющий 30%  [26, с.15].

Однако все эти несомненные успехи второго постсоциалистического десятилетия еще не дают повода для самообольщения. Особенно если учесть, что быстрые темпы роста российского ВВП во многом были связаны с высокими ценами на нефть на мировом рынке, которые создали относительно благоприятные условия для развития экономики и укрепления бизнеса в стране. Но эти условия не были использованы для глубокой структурной перестройки экономики, для осуществления важных инфраструктурных и иных проектов внутри страны. Вместо этого они были «зарыты» в различных резервных фондах или вложены в государственные ценные бумаги и ипотечные корпорации США. Да и упоминавшийся рост экспортной квоты в России в первую очередь был связан с вывозом нефти, природного газа, черных и цветных металлов.

Мировой финансово-экономический кризис 2008-2009гг. вывел мир из состояния эйфории и головокружения от рыночных успехов. Он доказал всю пагубность политики ориентации только на рынок, умаления роли государственных структур и международных наднациональных организаций. Привнесенный в Россию извне, он особенно сильно ударил по ее экономике, вызвав невиданное падение нефтяных цен, которые снизились со 145 долл. за баррель в июне 2008г. до 75 в октябре и 40 долл. в декабре [8, с.5], что в свою очередь привело к пересмотру всей бюджетной политики страны. Нельзя забывать и о том, что антикризисные меры правительства, направленные на спасение проблемных банков и компаний, тоже потребовали вложения крупных финансовых ресурсов. Неудивительно, что ВВП России в 2009г. сократился на 7,9%, тогда как в среднем в мире он снизился на 2,1%, в США – на 2,4%, а в Европе – на 4,1%. В результате объем ее ВВП в 2009г. составил уже 2103 млрд.долл. и она отошла на 8-е место, снова пропустив вперед Францию [18, с.8]. Промышленное производство под влиянием кризиса снизилось на 10,8% и в том числе производство машин и оборудования на 28,4%, резко сократились также объемы экспорта и импорта [18, с.5]. согласно прогнозам Всемирного банка в 2010-2012гг. прирост ВВП в России должен составить 4,5-4,6% [15, с.9], по российским оценкам в 2011г. – 3,4%, 2012г. – 3,5%, 2013г. – 4,2%. Но это означает, что задача удвоения ВВП за десять лет вряд ли будет выполнена.

В результате и ныне место России в мировой экономике остается весьма скромным. Если доля СССР в валовом мировом продукте (ВМП) в 1960г. достигала 14,5%, то доля России в наши дни составляет всего 3% при  расчете по ППС и 2% при расчете по валютному курсу [1, с.105]. По отношению к США объем российского ВВП равен 15% (Хотя с недавним утверждением известного политолога А.Дугина о том, что российская экономика представляет для Запада «бесконечно малую величину» тоже вряд ли можно согласиться). Если доля СССР в мировом промышленном производстве в 1960 г. составляла почти 20%, то доля России к началу XXI в. снизилась до 4,5%. Доля ее в мировом внешнеторговом обороте тоже очень не велика – лишь 2% [20, с.84].

Еще хуже обстоит дело с таким важнейшими показателями производства как производительность труда и конкурентоспособность. По выработке ВВП на одного занятого, которая характеризует производительность национальной экономики, Россия примерно в 4 раза уступает США и в 3 раза Западной Европе [21, с.118]. Что же касается конкурентоспособности, то по данным Всемирного экономического форума (ВЭФ) здесь Россия занимает лишь 63 место в мире, уступая не только экономически развитым, но и многим развивающимся странам, включая Индию, и Малайзию. А в мировом рейтинге делового климата она оказывается еще дальше – на 120 месте.

Вот почему в экономической и экономико-географической литературе обсуждается вопрос можно ли относить Россию к странам Центра, или теперь она стала страной Полупериферии? Представляется, что в политическом смысле – как член «большой восьмерки» и «большой двадцатки», как мощная ядерная держава она сохраняет свое значение одной из ведущих стран мира. В экономическом же смысле приведенные выше показатели в какой-то мере сближают ее со странами среднеразвитой Полупериферии. Также преждевременно было бы относить Россию (может быть, за исключением регионов Москвы и Санкт-Петербурга) к рангу постиндустриальных государств. Во-первых, потому, что в ведущих постиндустриальных странах доля сферы услуг в ВВП поднялась уже до 75-80% и даже выше. Во-вторых, потому что на Западе коренным образом изменилась структура этой сферы, в которой стали преобладать различные деловые, научно-технические, банковско-финансовые, образовательные, здравоохранительные и другие подобные услуги, т.е. вложения в человеческий потенциал. В Японии, Германии, Франции они достигают 18-19% ВВП, в США 24-25%. В России же по-прежнему главное место в этой сфере занимают услуги торгово-транспортного, рекреационного и бытового характера. Видимо, именно это дало право Н.Н.Клюеву назвать отечественную третичную сферу торгово-бюрократической [21, с.14].

Так что следует признать, что Россия пока еще находится на индустриальной стадии развития. Несмотря на то, что доля промышленности в ее ВВП снизилось до 32% [20, с.88], но и в промышленной сфере далеко не все обстоит благополучно. По объему промышленного производства страна занимает только 13 место в мире. Первое место ей принадлежит лишь по добыче нефти, тогда как, скажем, Китай занимает его по 16 позициям. В первую десятку стран мира Россия входит только по некоторым видам продукции добывающих и сырьевых отраслей [19, с.553]. Что же касается отраслей обрабатывающей промышленности, то по рентабельности они теперь уступают добывающим отраслям в 4 раза [21, с.181], а изношенность их основных фондов превосходит все критические уровни.

Особенно большой упадок характерен для машиностроительной, химической, легкой промышленности. Советский Союз занимал первое место в мире по выпуску тракторов, комбайнов, другой сельскохозяйственной техники. В постсоветской России за период с 1992 по 2009г. производство тракторов на колесном ходу уменьшилось с 72,8 до 6,2 тыс., на гусеничном ходу – с 63,8 до 1,6 тыс., зерноуборочных комбайнов – с 42,2 до 6,8 тыс. За тот же период времени производство металлорежущих станков сократилось в 30, экскаваторов – в 11 раз, а прядильные машины и ткацкие станки фактически и вовсе перестали выпускать [19, с.237-238]. Кроме того, Россия утеряла свои прежние позиции в самолетостроении, судостроении и ряде других отраслей. Не лучше обстоят дела и в химической промышленности органического синтеза. Так, по выпуску химического волокна Россия теперь намного уступает не только таким странам-лидерам как Китай, о.Тайвань, Республика Корея, но и Турции, Мексике, Бразилии, Таиланду, ЮАР. Республика Корея которая по размерам территории в 174 раза меньше России, выпускает химического волокна во много раз больше нее.

Вот почему отечественные экономисты пришли к выводу о том, что в современной России, находящейся еще на индустриальной стадии развития, происходит своего рода процесс деиндустриализации экономики, который может привести страну к деградации [21, с.108]. Наряду с этим, появился и термин деаграризация, отражающий как «одичание» сельскохозяйственных земель, так и снижение отечественной продукции сельского хозяйства в связи с высокой долей поставок импортного продовольствия [6, с.132]. В самом деле, статистика свидетельствует о том, что в 1992-2009гг. посевные площади в России сократились со 114,5 до 78 млн.га или на 32% [19, с.252]. И это уж не говоря о том, что урожайность зерновых остается на уровне порядка 20 ц/га или в 2-3, а то и в 4 раза более низком, чем в постиндустриальных странах Европы [20, с.205]. и о том кризисе, который переживает рыбное и лесное хозяйство страны.

Еще одно отрицательное явление в российской экономике – отчетливо выраженное сырьевое направление ее развития. В 2000-2008гг.,когда на страну вылился золотой дождь нефтедолларов, возникла иллюзия, будто структурные реформы еще могут подождать. Предпочтение было отдано сырьевой экономике, которая по определению не может быть инновационной, да и доходы от нее не были направлены на развитие обрабатывающих отраслей. Конечно, сказалось и то, что именно сырьевые отрасли промышленности России, и прежде всего нефтяная, газовая и цветная металлургия обладают наибольшей конкурентоспособностью на мировом рынке. Но при этом явно недоучитывался тот факт, что в добыче полезных ископаемых занято всего 1,5% экономически активного населения страны [19, с.94].

В свою очередь такой гипертрофированный перевес сырьевых отраслей не мог не привести к отставанию высокотехнологичных производств, которые ныне определяют научно-технический прогресс в передовых странах. В России же вот уже 20 лет продолжается фактический научно-технический простой. Инновационная продукция в ВВП составляет менее 1%, тогда как даже в Чехии, Португалии и Италии ее доля достигает 10-30, а в Финляндии 30%. Международных патентов Россия оформляет в 7 раз меньше, чем Республика Корея и в 70 раз меньше, чем США [1, с.142]. Объем внутреннего рынка инновационной продукции у нас в 172 раза меньше, чем в США, в 85 раз меньше, чем в Японии и в 15 раз меньше, чем в Китае [5, с.45]. Как и Советский Союз, Россия смогла сохранить позиции лидера лишь на некоторых направлениях научно-технического прогресса, связанных главным образом с оборонно-промышленным комплексом (ОПК), который продолжает развиваться на основе высоких технологий, лучших ресурсов и наиболее квалифицированной рабочей силы. Именно в рамках ОПК в свое время удалось создать такие передовые отрасли как атомная, авиационная, ракетно-космическая, некоторые из которых сумели сохранить свои былые традиции. Но, как отмечают экономисты, в других отраслях анклавы высокотехнологичных производств фактически не возникли [14, с.31].

Естественно, что столь сильное отставание России в области высоких технологий во многом объясняется и началом отставания ее научной сферы, которая и в досоветское, и в советское время занимала очень высокие позиции в мировой табели о рангах. Хотя по численности персонала, занятого научными и исследовательскими разработками, Россия еще удерживает 4-е место в мире после США, Китая и Японии, нельзя упускать из вида и то, что за период с 1992 по 2003гг. этот персонал сократился примерно вдвое – с 1,5 млн. до 700 тыс. человек [19, с.132]. По некоторым оценкам, за годы рыночных реформ из страны «утекло» около 1 млн. специалистов высокой и высшей квалификации, которые пополнили русскоязычные диаспоры зарубежных стран, теперь достигающие в США 7, В Германии 2,5-3, в Израиле 1,5, в Великобритании 0,5 млн.человек. И удивляться этому не приходится, поскольку в США, например, зарплата научного работника в 15 раз выше, чем в России.

По абсолютным затратам на НИОКР (20 млрд. долл.) Россия уступает Соединенным Штатам (350 млрд.) в 17-18 раз [20, с.306]. А по доле таких затрат в ВВП, которая снизилась с 2% в 1990г. до 1% в 2008г., она находится лишь на 30-м месте в мире, отставая не только от Израиля и Швеции, где эта доля превышает 4%, от Финляндии, Японии и Индии, где она выше 3%, но и от многих других стран [13, с.50]. Между прочим, характерно, что в США финансирование науки на 2/3 осуществляется за счет частного сектора и на 1/3 – федерального и местного бюджетов, а в России эта пропорция противоположная. К сказанному можно добавить, что по числу статей в ведущих научных журналах в расчете на 1000 исследователей наша страна занимает лишь 47 место в мире [5, с.45]. Все это косвенно свидетельствует о снижении социального статуса науки в России и, как следствие, оттоке из нее молодежи. В результате в системе РАН средний возраст кандидатов наук возрос до 53 лет, а докторов наук – до 61 года [7, с.15].

Такое отставание на многих фронтах, естественно, не могло не сказаться на качестве жизни населения России. Для оценки этого качества в ООН с 1990г. рассчитывают особый кумулятивный показатель – индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), согласно которому все страны мира подразделяются на четыре группы: с очень высоким (0,9-1 балла), высоким (0,8-0,9 балла), средним (0,5-0,8 балла) и низким (ниже 0,5 балла) ИРЧП. Для России соответствующий балл в 1990г. составил 0,821, в 1995г. – 0,777, в 2000г. – 0,782, в 2005г. – 0,804 и в 2007г – 0,826. Это значит, что она сначала находилась во второй группе, затем перешла в третью, а потом снова вернулась во вторую, но с ощутимыми потерями, поскольку по показателю ИРЧП в 1990г. она находилась на 40-м месте в мире, а в 2007г. оказалась на 71 месте, рядом с Албанией и Македонией [2, с.172].

Однако анализ качества жизни на этом не может закончиться. Известно, что итоговый балл ИРЧП определяется на базе трех составных элементов:     1) состояния здоровья и долголетия людей, которое находит выражение в ожидаемой при рождении продолжительности жизни, 2) уровня образования, который определяется степенью грамотности и вовлечения в начальное, среднее и высшее образование, 3) уровнем благосостояния, который характеризуется показателем ВВП из расчета на душу населения. Если ориентироваться на данные предкризисного 2007г., то наиболее высокий балл (0,933) Россия имела по уровню образования, хотя и в данном случае она занимает только 44-е место в мире. Относительно благоприятным оказался и уровень благосостояния: при душевом ВВП 14,7 тыс.долл. он обеспечил России 0,833 балла и 42-е место в мировом рейтинге. Хотя, конечно, из всех стран Еврозоны подобный уровень душевого ВВП имела только Польша, тогда как в остальных странах он был в 2, 3, 4, 5 раз выше [2, с.171-172].

Но наиболее тревожное положение возникло в связи с едва ли не важнейшим показателем ИРЧП – ожидаемой продолжительностью предстоящей жизни, который даже после небольшого подъема в начале      XXI в. составил в 2008 г. 67,9 лет, отодвигая Россию в состав восьмой десятки стран мира, в компанию таких стран как Суринам, Гайана, Фиджи. Достаточно сказать, что почти во всей Латинской Америке, Северной Африке и в значительной части Азии этот показатель выше российского, а ниже он только в группе наименее развитых стран. Вот и не приходится удивляться тому, что демографические прогнозы ООН сулят нашей стране снижение численности населения к 2050 г. до 108 млн. человек [27, с.93]. К этому можно добавить, что такого как в России разрыва в продолжительности жизни мужчин и женщин (12,4 года) нет больше ни в одной стране мира. И это не говоря уже об огромных территориальных различиях в качестве жизни, которые свидетельствуют о недостатках региональной политики. И о влияющем на это качество очень далеким от современных требований состоянием окружающей среды. Все эти вопросы недавно анализировал и Н.Н.Клюев [4].

Трудно объяснить все причины такого явного отставания России от передовых стран глобализирующегося мира. Но очевидно, что едва ли не главная из них заключается в несовершенстве нашей рыночной экономики. Действительно, за два последних десятилетия, несмотря на все трудности и ошибки, ее основы удалось создать. Об этом свидетельствуют и статистические показатели: ныне из 67 млн. занятых на частных предприятиях работают уже 57%, тогда как на федеральных и муниципальных – 32% [19, с.93]. Благотворное влияние рынка каждый россиянин ощутил и в своей повседневной жизни, поскольку он позволил преодолеть унизительный, но столь характерный для эпохи планового хозяйства дефицит большинства товаров и услуг. Но это вовсе не означает, что мы уже перестали быть страной с переходной экономикой и превратились в образцовое рыночное государство. Нет, наш рынок еще несовершенен и поэтому подвергается резкой критике в массовой печати (Ю.Лужков, В.Якунин, А.Лифшиц и др.), о чем уже приходилось писать [9, с.45]. Экономисты также отмечают, что созданные в нашей стране рыночные институты еще слабы и не достигают необходимого уровня эффективности, что уровень развития конкурентной среды и рыночной инфраструктуры остается низким [5, с.43-44]. Они же обращают внимание на то, что рынок является лишь одним из систематизирующих институтов и, наверное, не главным, так что нельзя недооценивать систематизирующую роль науки, образования, здравоохранения, культуры и искусства [1, с.374]. В последнее время в этот хор критиков включились и экономико-географы. Например, Э.Л.Файбусович причислил нашу экономику к квази-рыночному типу, а по мнению Н.Н.Клюева мы создали анархо-федеральный капитализм [24, с.21, 38].

В таких оценках нет ничего удивительного, поскольку отрицательные последствия перехода к рыночной экономике наша страна почувствовала едва ли сильнее, чем положительные. Прежде всего, это относится к способности рыночной системы постоянно генерировать социальное неравенство в обществе. В науке для характеристики такого неравенства используются два показателя – коэффициент Джини и децильный коэффициент. Коэффициент Джини, отражающий неравенство в доходах, в 2007г. составил в России 42, т.е. был выше, чем в любой из европейских стран и находился на уровне Ганы или Уганды [2, с.195-198, 18, с.101]. А децильный коэффициент позволяет сравнить доходы 10% самых богатых и 10% самых бедных граждан страны. Соотношение между ними в европейских странах обычно колеблется в пределах 6:1-10:1, в США 10:1-13:1. В России же, по данным СМИ аналогичный показатель в 1991г. составлял 4,5:1, но в последнее время поднялся до 15-20:1, а в Москве до 40-50:1. Это значит, что доходы 10% самых богатых москвичей в 40-50 раз превышают доходы 10% самых бедных.

Не менее яркое представление о степени социального расслоения российского общества дают и другие цифры. Несмотря на неуклонное снижение удельного веса людей, находящихся за чертой бедности (т.е. живущих на 1-2 долл. в день), он и в предкризисном 2007 г. составлял еще 13,4%, что было эквивалентно 19 млн. человек [20, с.103]; кроме того, по данным СМИ реальный уровень бедности превышал этот официальный уровень в 1,5 раза. Среднемесячная зарплата в России в 2009г. достигла 18,8 тыс.руб. или 593 долл. США. (кстати в США все, кто зарабатывает менее 800 долл. в месяц, считаются обездоленными и получают господдержку), но в обрабатывающей промышленности, здравоохранении, образовании, сельском хозяйстве она была значительно более низкой [19, с.119-121]. В том же году 60% граждан страны имели доходы менее 15 тыс.руб. [19, с.122]. А на другом полюсе обосновались многие сотни долларовых миллионеров и тем более долларовые миллиардеры, которых в 2000г. насчитывалось всего 8, а в начале 2008г. стало уже 110; правда, в годы кризиса число их несколько уменьшилось. Тем не менее, по их количеству Москва и теперь занимает второе место в мире после Нью-Йорка [1, с.349]. Да и высшие государственные чиновники тоже имеют месячную зарплату в 60-90 тыс. руб.

Длительное пребывание в состоянии переходной экономики породило в России и многие другие социально-экономические недуги – коррупцию, преступность, проституцию, педофилию, рэкет, рейдерство, мошенничество и т.д. При этом коррупция, т.е. корыстное использование служебного положения для личного обогащения, приняла поистине масштабы национального бедствия, охватив бизнес, чиновничество, образование, здравоохранение и многие другие сферы жизни. Уровень коррумпированности в современной России значительно выше, чем в постиндустриальных странах, но вполне сравним с некоторыми странами Азии, Африки и Латинской Америки; то же относится и к теневой экономике. Сращивание коррумпированных бизнесменов и госслужащих с преступными сообществами, которых в стране около 150, «крышевание» их со стороны криминальных структур, а зачастую и правоохранительных органов еще более увеличивает опасность этого явления. По количеству заключенных — 900 тыс. человек (а это почти равно численности военнослужащих) Россия уступает в мире только США и Китаю, которые превосходят ее по числу жителей соответственно в 2,2 и в 10 раз. Увы, Россия лидирует в мире и по уровню потребления алкоголя, который в два раза выше критически опасного для здоровья нации уровня; в стране 2,3 млн. только зарегистрированных алкоголиков и примерно такое же число реальных наркоманов.

Все это в какой-то мере объясняет почему участие России в экономической глобализации никак нельзя считать достаточным. В первую очередь это относится к финансовой глобализации, темпы роста которой в 6-8 раз опережают темпы роста ВВП. Но роль России в мировых финансовых потоках пока еще сравнительно невелика.

Динамику притока иностранных инвестиций в Россию показывает рис.2. Из него вытекает, что в кризисные 90-е гг. этот приток был очень небольшим, и это вполне объяснимо с учетом крайне неблагоприятного инвестиционного климата того времени (финансовая нестабильность с дефолтом 1998г., высокая степень риска). Но затем он стал довольно быстро возрастать, так что к началу 2009г. накопленный в России иностранный капитал составил уже 265 млрд.долл. Но при этом нужно учитывать четыре важных обстоятельства. Во-первых, по масштабам привлечения иностранного капитала Россия еще значительно уступает странам-лидерам финансовой глобализации. Во-вторых, из общих иностранных инвестиций в российскую экономику на наиболее важные прямые иностранные инвестиции (ПИИ) приходится лишь 20%, тогда как основную их часть составляют т.н. прочие инвестиции – в основном торговые кредиты, имеющие лишь косвенное отношение к накоплению капитала. В-третьих, почти 4/5 этих инвестиций приходится на Центральный регион страны. Наконец, в-четвертых, примерно такую же долю в их поступлении занимают зарубежные оффшорные зоны и центры. Достаточно сказать, что 1/3 всех накопленных иностранных инвестиций приходится на Кипр.

Что же касается инвестиций России в экономику зарубежных стран, то они тоже обнаруживают явную тенденцию к росту. В 2000-2007гг. эти инвестиции возросли с 15,1 до 71,1 млрд. долл. [20, с.350]. Однако при оценке этой динамики нужно принимать во внимание, по крайней мере, два обстоятельства. Во-первых, то, что в основном это не государственные, а частные инвестиции, в составе которых ПИИ занимают небольшую долю. А, во-вторых, то, что нередко такой же отток принимает характер настоящего (нелегального и полулегального) бегства капитала в заграничные оффшорные компании, ибо именно на них российская «оффшорная аристократия» оформляла свою собственность. Достоин внимания и тот факт, что только за последние двадцать лет 200 тыс. россиян, обладающих крупными капиталами, перевели их в Европу и выехали туда на постоянное место жительства [13, с.106]. Впрочем, это вообще характерная черта российской финансовой элиты, дети и деньги которой преимущественно находятся за пределами Родины. Как показывает рис.3, кризис 2008-2009гг. вызвал новую волну бегства капитала из страны. Летом 2010г. СМИ сообщили о благородной инициативе 38 американских миллиардеров, которые по призыву Билла Гейтса и Уоррена Баффета решили отдать половину своих огромных состояний на благотворительность. Но из российских олигархов завещать свое состояние на благотворительность решился только Владимир Потанин.

Чтобы закончить характеристику финансового положения России, необходимо затронуть и вопрос о ее внешнем долге. После распада СССР России, как его правопреемнице, достался долг в сумме более 100 млрд. долл. Титанические усилия правительства привели к тому, что этот госдолг был почти полностью выплачен. Но одновременно долги российских банков и нефинансовых организаций продолжали быстро расти, увеличившись со 160 млрд.долл. в 2001г., до 472 млрд.долл. в 2010г. [19, с.37]. Это один из самых высоких показателей в мире. В кризисные 2008-2009гг. в стране возник новый бюджетный дефицит (на 2011г. – 3,6% ВВП), так что Минфину пришлось залезть в новые долги и госдолг снова увеличился. Из печати известно также, что Москва как финансовый центр занимает в мире только 68 место и в этом качестве просто несопоставима не только с первой пятеркой таких центров, в которую входят Лондон, Нью-Йорк, Гонконг, Сингапур и Токио, но и со многими другими из них.

Довольно скромным, не соответствующим ни ее возможностям, ни ее потребностям выглядит и участие России во внешнеторговой глобализации. Перед началом кризиса 2008-2009гг. ее доля в мировом экспорте товаров составляла 2,7%, а в их импорте 1,2% [19, с.336], что соответствовало 13 и 19 местам в мировом рейтинге. Следовательно, по объему экспорта она находилась примерно на уровне Республики Корея и Бельгии, а по объему импорта – Австрии и Швейцарии. И это не говоря уже о том, что по объему экспорта услуг ей принадлежало только 24-е место. И о том, что в кризисном 2009г. объемы российского экспорта и импорта уменьшились более чем на 1/3 [19 с.519]. Очень уязвима и товарная структура экспорта. В то время как общемировая тенденция заключается в снижении доли топливно-сырьевых товаров и увеличении доли готовых изделий, в российском экспорте она не прослеживается. Особенно это относится к топливу. Если в первой половине 80-х гг. на поставки топлива приходилось около 50% всего отечественного экспорта, то в начале 2008г. – почти 70%. Зарубежные продажи энергоносителей стали ключевым фактором улучшения макроэкономической динамики, обеспечивая от 1/3 до 2/5 ежегодного прироста ВВП. Можно добавить, что Россия стала вывозить нефти и нефтепродуктов в 2,2 раза больше; а природного газа – в 2,8 раза больше, чем весь Советский Союз в 1985г. На экспорт ныне направляется 45-50% всего производимого топлива, тогда как в 1985г. – лишь 15% [23, с.1].

Ситуация мало изменилась и в наши дни. Рис.4 показывает, что основу экспорта России по-прежнему составляют минеральные продукты – прежде всего углеводороды и металлы – необработанные сталь, алюминий, никель, медь, тогда как доля машиностроения, некогда достигавшая 35%, снизилась до 6%. А в российском импорте, напротив, преобладают машины, оборудование и транспортные средства. Все это означает, что Россия, увы, оказалась во втором, если не в третьем эшелоне международного географического разделения труда. Хотя большой перевес экспорта над импортом делает торговый баланс страны, можно сказать, «сверхактивным», он же свидетельствует о недостаточной сбалансированности в этой сфере. Наверное, некоторая несбалансированность характеризует и географию внешней торговли с резким преобладанием европейского направления. Правда, в последнее время вперед резко вырвался Китай, но США во внешнеторговом обороте России все еще остаются на 8, а Япония – на 11 месте.

Пожалуй, наиболее интересно продемонстрировать географий российской внешней торговли на примере машиностроения. Если в экспорте машин и оборудования в 2000г. страны ближнего и дальнего зарубежья соотносились в пропорции 25:74, то в 2008г. эта пропорция приняла другой вид 50:50. В том же году в пятерку крупнейших покупателей российских машин и оборудования входили Украина, Белоруссия, Казахстан, Индия и Китай. А географическая структура импорта Россией продукции машиностроения изменилась, можно сказать, в противоположном направлении. Если в 2000г. на импорт из стран СНГ приходилось 24%, то в 2008г. только 8,5%, тогда как доля дальнего зарубежья выросла с 76 до 91,5%. Основными поставщиками машин и оборудования для нашей страны теперь являются страны ЕС (45%), Китай (13%), Япония (12%), Республика Корея и США [22, с.61-71].

Недостаточное участие России в процессах экономической глобализации в значительной мере объясняется недосформированностью трех ее главных движущих сил. Очевидно, в первую очередь это относится к деятельности ТНК. Хотя в России уже работают 6 тыс. предприятий и организаций с участием иностранного капитала, которые обеспечивают 15% ВВП и выступают в качестве агентов глобализации технологий и трудовых отношений [1, с.371]. В промышленности предприятия смешанной российско-иностранной собственности демонстрируют самую высокую производительность труда. На второе место следует поставить активно транснационализирующиеся российские корпорации, доказавшие свою конкурентоспособность на мировом рынке. Большая часть из них (ЛУКОЙЛ, «Норникель», «Северсталь», «Русал» и др.) находятся в частной собственности, меньшая (Газпром, «Совкомфлот», «Алроса» и др.) – в руках государства. Особо стоит вопрос о госкорпорациях, перед которыми поставлена задача повышения конкурентоспособности. После этого они могут быть преобразованы в акционерные общества или переданы в частные руки. Чтобы погасить дефицит бюджета, в 2010г. правительство приняло решение продать до 25% акций 11 госкомпаний (в т.ч. «Роснефти», «Транснефти», «Совкомфлота», Сбербанка, Внешторгбанка) в надежде выручить от этой сделки за три года около 1 трлн.руб. В СМИ  уже обсуждается вопрос не приведет ли это к возникновению прослойки неоолигархов.

Что касается второй движущей силы глобализации – либерализации торговых и финансовых потоков, то здесь, наоборот, России необходима большая умеренность. В 90-х гг. она уже переходила на американскую ультралиберальную модель, основанную на принципе равных возможностей для стран, находящихся в разных «весовых категориях», и на переоценке регулирующей роли рынка. В наши дни такой капитализм себя уже достаточно дискредитировал, так что переход к другой, социально-ориентированной его модели и усиление роли государства наблюдается в большинстве стран.

А третья движущая сила глобализации – это качественный скачок в развитии компьютерной техники, переход к информационно-коммуникационным технологиям (ИКТ). Пока еще по общему развитию инфраструктуры связи Россия занимает только 63-е место в мире. Например, по числу персональных компьютеров на 1000 жителей (150-160) она сильно отстает от постиндустриальных государств. С другой стороны, по числу пользователей Интернета (40 млн.) она вошла уже в первую десятку стран. Нетрудно рассчитать, что его услугами пользуются 35% россиян (а в Москве и Санкт-Петербурге – 60%). Более того, по числу сотовых мобильных телефонов (170 млн.) Россия вышла на 4 место в мире после Китая, США и Индии [11, с.48].

Наряду с экономической, происходит и социокультурная глобализация, охватывающая сферы идеологии культуры, науки, образования, рекламы, СМИ, нравственных и моральных норм поведения людей и государств. К этой форме глобализации, видимо, нужно относиться с известной осторожностью, поскольку культура по своей природе национальна и еще Л.Н.Гумилев доказывал, что общечеловеческая культура, общая для всех народов невозможна. Не случайно движение антиглобалистов в значительной мере направлено именно против социокультурной глобализации, против массовой антикультуры, размывающей нравственные устои общества. Поэтому речь нужно вести о гармоничном межкультурном диалоге, основанном на терпимости, толерантности. Не случайно 2010 год был провозглашен ООН Международным годом сближения культур. Естественно, что Россия тоже активно участвует в таком диалоге и обмене опытом. Но при этом некоторые обстоятельства все же затрудняют его.

Главное из них – происходящее в постсоветский период неуклонное снижение уровня культуры, нравственности и духовности. Оно началось еще в кризисные 90-е годы, когда была утеряна национальная идея и продолжалось вместе с рыночными реформами, исходившими из того, что рынок правит не только экономикой, но и всем обществом. А ведь еще тогда, двадцать лет назад, в своей знаменитой статье «Как нам обустроить Россию» А.И.Солженицын писал о том, что источник силы или бессилия общества – духовный уровень жизни, а уже потом – развитие промышленности. В результате за это время менталитет российского общества сильно изменился. Такие незыблемые понятия как отношение к труду, знаниям, науке; такие вечные понятия как «семья», «любовь», «верность», «дружба», «стыд», «совесть» отошли на второй и даже на третий план, равно как и прежняя коллективистская мораль. А на смену ей пришла мораль частного собственника, живущего в обществе потребления, когда смыслом жизни становится не интересная творческая деятельность, а карьера и обогащение, а на авансцену выходит культ денег. Когда девальвируются также понятия о чести, о культуре речи и поведения. Когда семейные отношения все больше и больше разрушаются, теряют свою воспитательную функцию и заменяются словами «любовник», «любовница», «гражданский муж», «гражданская жена», «сожитель», «бойфренд», а различные социальные пороки, напротив, получают все большее распространение. Ко всему этому нужно добавить культ жестокости и насилия, который насаждается нашими СМИ и прежде всего телевидением, господствующем на духовном пространстве страны и определяющим духовно-нравственные ценности россиян. Да и само телевидение благодаря рекламе тоже превратилось в крупный бизнес. Так надо ли удивляться тому, что мы перестали быть самой читающей нацией. По данным социологического Левада-центра 34% граждан страны с высшим образованием вообще не читали книг – никаких и никогда. Чтение стихов, которое в 60-е гг. собирало стадионы, теперь исчезло из употребления, так что афоризм Евгения Евтушенко «Поэт в России больше, чем поэт» можно и не понять. Обо всем этом уже приходилось писать [10].

Хотелось бы также привести еще более резкие высказывания по этому поводу известного культуролога, ректора Санкт-Петербургского университета профсоюзов, где проходят ежегодные международные Лихачевские чтения, академика РАО А.С.Запесоцкого. На чтениях 2008г. он говорил о том, что по его мнению в России формируется новый самобытный тип культуры, не имеющий прямых современных аналогов за рубежом, наиболее близким аналогом которого является Древний Рим эпохи деградации и упадка. А на чтениях 2010г. – о том, что «аморальность стала лейтмотивом современного российского общества и его культуры», что под влиянием СМИ происходит замена народной культуры на массовую поп-культуру [1, с.427]. К сожалению, эти веяния в большой степени затронули не только пиарно-гламурную субкультуру «новых русских» с ее лозунгом «Бери от жизни все!», но и субкультуру молодого поколения. И дело не столько в том, что оно иначе одевается, тусуется, говорит, имеет особые музыкальные вкусы – так было и, наверное, будет всегда. Важнее то, что изменилась его идеология. Все социологические опросы показывают, что кумирами современной молодежи являются поп- и рок-звезды, звезды спорта, фотомодели, успешные бизнесмены и олигархи. К тому же под влиянием СМИ у молодежи формируется агрессивность, конфликтогенность. Статистика свидетельствует о том, что алкогольные напитки употребляет более 80% молодых людей и почти 40% школьников. Что более 80% наркоманов составляют дети и молодежь, причем средний возраст пробы наркотиков снизился с 17 до 14 лет. Так нужно ли удивляться тому, что если в 1953г. по показателю коэффициента интеллектуализации молодежь СССР разделила второе место с Канадой, уступив только США, то теперь мы находимся далеко позади.

Сфера образования заслуживает того, чтобы сказать о ней отдельно. В наследство от Советского Союза России досталась одна из лучших в мире систем среднего образования и высшее образование, опирающееся на фундаментальные знания. Но большую часть этого наследства мы уже растеряли. Еще в 2008г. в своем послании Федеральному собранию Президент РФ Д.А.Медведев констатировал: «Сегодня, несмотря на некоторые позитивные сдвиги, положение дел в образовании оставляет желать лучшего. Надо прямо сказать, с передовых позиций мы уже откатились». Ни средняя, ни высшая школа пока не могут решить главную задачу нашего образования – повышение его качества.

В средней школе об этом убедительно свидетельствуют итоги ЕГЭ. В 2009г., когда Единый государственный экзамен впервые стал обязательным для всех, его сдавали около 1 млн.учащихся. Но высшую оценку (100 баллов) получили только 2 тыс. или 0,2%, да и то ¼ из них при проверке была признана фиктивными отличниками. А вообще не смогли сдать ЕГЭ по некоторым предметам до 5-10% выпускников школы. В 2010 г. количество стобальников осталось примерно таким же, хотя число не набравших минимума баллов немного уменьшилось. В результате вузы отмечают, что с каждым годом к ним приходят все более слабые абитуриенты. В средствах массовой информации все чаще обсуждается вопрос о деградации нашей средней школы. А после демонстрации по 1-му каналу ТВ полускандального сериала «Школа» известный журналист Виталий Третьяков написал в «Известиях»: «Если это правда, то пора отнести букет скромных цветов на могилу нашего среднего образования». Но даже если это полуправда, ситуация не может не вызвать большой тревоги. И это не говоря уже о влиянии на среднюю школу демографического спада, в результате которого в 2009-2010 учебном году по сравнению с 1995-1996 учебным годом количество учащихся уменьшилось с 22 до 13,7 млн., количество выпускников с 2,2 до 1,2 млн., а учителей с 1,7 до 1,3 млн. [19, с.131-135]. И о том, что Россия все еще остается среди тех немногих стран, которые не перешли к 12-летнему среднему образованию.

В высшей школе ситуация внешне почти противоположная. По сравнению с серединой 90-х гг. число вузов увеличилось почти вдвое – до 1,1 тыс., а с филиалами – до 3,2 и даже 3,6 тыс., так что теперь предстоит их сокращение. Количество студентов возросло еще больше – с 2,6 до 7,4 млн. [19, с.141]. Это значит, что из расчета на 10 тыс.жителей их теперь уже 525 – почти столько же, сколько в США (в СССР было 200). Но в том-то и дело, что, по мнению А.А.Фурсенко, современному уровню образования соответствуют только 10, от силы 15% наших вузов, а реально «пашут» лишь 15-20% студентов [10, с.42].

Такая ситуация объясняется целым комплексом причин. Например, понятно, что отсутствие «знака качества» у выпускников средней школы отрицательно сказывается и на высшем образовании. Но особенно хотелось бы выделить две причины.

Во-первых, это вторжение в образовательную сферу рыночных сил. Бизнес стремится привнести в нее прагматизм и технократизм. В известной мере это даже неплохо, особенно с учетом излишнего академизма советского образования. Но во всем должна соблюдаться мера. Рынок же стремится к более ранней профессионализации средней школы и внедрению бизнес-образования, созвучного своим интересам. Этого ни в коем случае нельзя допускать, ибо задача средней, особенно 9-летней, школы заключается прежде всего в подготовке широко образованного человека. Далее, под влиянием рыночных сил средняя школа перешла к такому плюрализму учебников, когда по некоторым курсам их стало уже 10, если не больше. Никакого государственного интереса здесь нет, присутствует только интерес частных издательств. Наша высшая школа ощущает еще более сильный натиск со стороны рынка. На организационном направлении он уже привел к тому, что негосударственные вузы ныне составляют 40% всех вузов, а с учетом неаккредитованных – даже 50%, причем качество образования в большинстве из них невысокое. На содержательном направлении прагматичный рынок наступает на святая святых отечественного высшего образования – его фундаментальность, стараясь заменить широкий культурологический подход технократическим. Кроме того, в условиях рынка высшее образование становится все более платным, создавая коллизии между «бюджетниками» и «платниками». К тому же многие бюджетники вынуждены подрабатывать, что не только негласно превращает приоритетную очную систему образования в очно-заочную, но и снижает его качество. Наконец, под влиянием рыночной психологии значительная часть студенческой молодежи учится не ради знаний, а ради диплома, необходимого для той же карьеры, не понимая, что люди с троечными оценками работодателям уже не нужны. Да и вузы она предпочитает самые «карьерные» — юридические, экономические, управленческие, информационные, в большинстве из которых уже наблюдается перепроизводство специалистов.

Во-вторых, это непомерное и неоправданное заимствование зарубежного опыта, о чем приходилось уже писать особенно много [1, с.257-259, 9, с.49-53]. В первую очередь речь идет о такой американской выдумке как ЕГЭ и такой европейской выдумке как Болонская система – квазирыночных нововведениях, внедренных в нашу систему образования волюнтаристскими методами. ЕГЭ – это путь к воспитанию не творческой, а ординарной личности, превращения учебно-воспитательного процесса из познавательного и развивающего в банальное натаскивание. Так что к выполнению задачи повышения качества среднего образования он не имеет ни малейшего отношения. А Болонская система, вводящая двухуровневое высшее образование, фактически полностью разрушает традиционную для России подготовку специалистов с 5-летним сроком обучения. Невозможно себе представить, скажем, что учитель-бакалавр будет лучше учителя-специалиста. К тому же похвальная идея конвертируемости российских дипломов (при существующей разнице в уровнях жизни и зарплатах) может привести только к новому взлету «перекачки мозгов» из России, которые и так уже доминируют во многих зарубежных «силиконовых долинах». И к еще большему обострению проблемы квалифицированных кадров для общества, государства и бизнеса. Тем более, что нынче в стране работников с высшим образованием 22-24%, тогда как для постиндустриальной стадии нужно 60-80%. По-видимому здесь имеет место не совсем правильная трактовка понятия о глобальном образовании как о специальной сфере жизни человечества, в которой под контролем общества формируются внутренние и внешние условия для развития личности в процессе освоения ценностей как национальной, так и мировой культуры. У нас же своеобразие и традиции отечественного образования во многом были принесены в жертву зарубежному образовательному опыту. И это только обостряет извечный вопрос о судьбе российской интеллигенции.

Из всего сказанного с предельной очевидностью следует, что ныне Россия переживает не самый лучший этап своего развития, выйти из которого можно только с помощью всесторонней модернизации. Если под модернизацией понимать мобилизационный процесс, который предпринимается той или иной страной для сокращения образовавшегося отставания от стран-конкурентов. По мнению российских экономистов догоняющая модернизация имела место и в Советском Союзе. Но то, что он превосходил США по выплавке стали не делало его передовой державой, способной перейти к постиндустриальному этапу развития, поскольку задача модернизации заключается прежде всего в массовом производстве нового. Выполнение ее усложняется из-за того, что последние два десятилетия страна шла по пути демодернизации, но теперь процесс завершения строительства индустриального общества и начала перехода к постиндустриальному нужно максимально активизировать. Государство же со своей стороны должно создать условия, при которых в модернизации были бы заинтересованы бизнес и общество в целом, а также благоприятные отношения со странами – потенциальными партнерами.

Можно считать, что на государственном уровне идея всесторонней модернизации была выдвинута в 2008 г. в т.н. «Плане Путина» — долгосрочной, до 2020г., стратегии развития России с целью превращения ее в процветающую, комфортную для жизни страну. Затем эта идея получила дальнейшее развитие в ряде программных выступлений Д.А.Медведева. В послании Федеральному Собранию 11 ноября 2009г., он сформулировал свою концепцию всесторонней модернизации как первого в нашей стране опыта модернизации, основанной на ценностях и институтах демократии. Модернизации, которая позволит вместо примитивного сырьевого хозяйства создать умную экономику, производящую уникальные знания, новые вещи и технологии, преобразовать архаичное общество, в котором вожди думают и решают за всех, в общество умных, свободных и ответственных людей. Модернизации, которая приведет к превращению России в современную, устремленную в будущее молодую нацию, занимающую достойные позиции в мировом разделении труда [16, с.1].

В сфере производства главная задача модернизации заключается в переходе к новой экономике, в основе которой лежат высокотехнологичные отрасли, опирающиеся в своем развитии на знания и человеческий потенциал, на информационные технологии. Эту экономику называют также инновационной, т.е. такой, где инновации становятся основной формой превращения знаний в благосостояние, а прибыль создается не за счет материального производства, а путем генерирования идей. Уже к 2015г. доля высокотехнологичной (хай-тек), инновационной продукции в объеме внутренних продаж промышленных отраслей должна возрасти до 15%, а создание новых рабочих мест будет происходить в первую очередь в высокотехнологичных отраслях и в сфере интеллектуального труда. Среди более конкретных задач экономико-технологической модернизации обычно называют изменение соотношения сырьевого и несырьевого сектора ВВП в пользу второго, повышение доли высокотехнологичной продукции в экспорте, резкое (в несколько раз) увеличение плотности инфраструктуры, создание сети инновационных центров нового типа («Сколково»), повышение эффективности государственных институтов и экономического обеспечения обороноспособности страны, интеграцию России в мировое экономическое пространство, увеличение объема ВВП из расчета на душу населения. Одновременно стране предстоит реанимировать свой научно-технический потенциал в таких отраслях как станкостроение, самолетостроение, судостроение, атомное машиностроение. Уже в бюджете 2011г. предусмотрено увеличение расходов по программам гражданского авиастроения и судостроения примерно в 1,5 раза.

Произойдет также упрочение движущих сил экономической глобализации. Россия продвинется вперед в области информатики: к 2015г. она должна выйти на мировой уровень по мощности и срокам активного существования на орбите отечественных спутников связи. К этому же сроку должен быть завершен перевод телевидения на цифровой формат, а число пользователей Интернета должно достигнуть уровня в 90 человек из каждых ста жителей. Укрепится и финансовая система, которая со временем поможет сделать рубль международной резервной валютой и превратит в Москву в один из мировых финансовых центров. А по своим золотовалютным резервам Россия и так уступает только Китаю и Японии.

В социо-культурной сфере главная задача модернизации заключается в формировании во многом нового человеческого потенциала. Отсюда вытекает особое внимание к системе образования, которое в своем выступлении в Станфордском университете (США) в конце июня 2010г. при формулировке десяти задач модернизации в России Д.А.Медведев поставил на первое место. Действительно, опыт постиндустриальных стран говорит о том, что хорошее образование в наши дни стало непременным залогом жизненного успеха, развития у молодежи инновационных способностей. Более того, оно закладывает основы духовно-нравственной культуры человека. В первую очередь речь идет о средней школе, которая, наряду с семьей, является базовым социальным институтом, формирующим личность, приобщающим новые поколения к ценностям отечественной и мировой культуры, делающим человека цивилизованным. А инновационная экономика может сформироваться только в определенном социальном контексте как часть инновационной культуры [16, с.12]. Поэтому российской системе предстоит серьезная модернизация. Речь идет о пересмотре всех составных частей этой системы, включая ее миссию, цели, принципы, содержание, технологии, критерии оценки качества и эффективности – в направлении их соответствия жизнедеятельности и возможностям творческой самореализации выпускников школ и вузов [1, с.192]. Главный новый принцип можно было бы сформулировать так: образование нужно не только для передачи и получения знаний, но и для воспитания личности. И в этом отношении предпринято уже немало.

Инициатива «Наша новая школа» направлена на то, чтобы сделать школу центром творчества и информации, насыщенной интеллектуальной жизни. В основу Федеральных государственных стандартов второго поколения (ФГОС-2), принятых в 2009г., положена идея социализации подрастающего поколения. Разработана Концепция духовно-нравственного восприятия учащихся, в которой приведен перечень базовых национальных ценностей – таких как патриотизм, социальная солидарность, гражданственность, отношение к семье, труду и творчеству, к науке, литературе и искусству, к традиционным российским религиям, к окружающей природе и окружающему миру. Все это должно привести к воспитанию людей с новым мышлением, мотивацией и стилем поведения, способных жить и работать в системе все более усложняющихся общественных, экономических и политических отношений [10, с.47]. А в высшей школе уже начавшиеся преобразования направлены на сотрудничество вузовской и академической науки, на создание университетов мирового уровня как основных производителей фундаментальных знаний. Уже повышены в ранге Московский и Санкт-Петербургский университеты, возросло число федеральных университетов.

Конечно, на пути модернизации есть еще немало преград. Один из ее тормозов – многомиллионная армия консервативно настроенных чиновников; отсюда и решение за три года сократить число госслужащих (а их 1,7 млн.) на 20%. Другой – отсутствие модернизаторской мотивации у крупного бизнеса и всей предпринимательской элиты, которая в основном сосредоточила свои усилия на паразитическом потреблении и не готова пожертвовать экономическими выгодами ради возрождения страны. Но если удастся оградить модернизацию от забалтывания, преодолеть сопротивление финансовой элиты или, еще лучше, заменить ее интеллектуальной элитой, если лозунг «Россия, вперед!» действительно овладеет массами, то у нашей страны, безусловно, появится шанс испытать, наконец, свое «экономическое чудо» и стать действительно одной их великих держав XXI века.

ЛИТЕРАТУРА

1. Диалог культур и партнерство цивилизаций. Становление глобальной культуры. Доклады. X Международные Лихачевские чтения. СПб, 2010.
2. Доклад о развитии человека. 2009. Программа развития ООН. – М.: Весь мир, 2009.
3. Загашвили В.С. На пороге нового этапа экономической глобализации. / Мировая экономика и международные отношения. 2009, №3.
4. Клюев Н.Н. Социальное развитие России в глобальном контексте. География мирового развития. Сборник научных трудов. / Под.ред. Л.М.Синцерова. Вып.1. – М. 2009.
5. Кудров В.М. Экономика России: сущность и видимость / Мировая экономика и международные отношения. 2009, №2.
6. Лузгин Б.М. Аритмия развития как вековой российский феномен / Известия РАН. Серия географическая. 2010, №1.
7. Максаковский В.П. Общая экономическая и социальная география. – М.: ВЛАДОС, 2009, ч.2.
8. Максаковский В.П. Кризисы и нефть / Методическая газета «География», 2009, №4.
9. Максаковский В.П. Российское образование под натиском рынка / Известия Российской академии образования. – 2009, №3.
10. Максаковский В.П. На пути к повышению духовно-нравственной культуры / Известия Российской академии образования. – 2009, №4.
11. Максаковский В.П. Глобальное информационное пространство. География мирового развития. Сборник научных трудов. / Под.ред. Л.М.Синцерова. Вып.2. – М. КМК, 2010.
12. Мир в цифрах, 2009: карм.спр. – М. ОЛИМП-БИЗНЕС, 2009.
13. Модернизация России в контексте глобализации / Мировая экономика и международные отношения. 2010, №3.
14. Оболенский В.П. Россия на пути к инновационному развитию / Мировая экономика и международные отношения. 2008, №9.
15. Перспективы развития мировой экономики / Аргументы и факты – 2010, №27.
16. Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию 11 ноября 2009г. – М., 2009.
17. Родионова И.А. Позиции России на индустриальной карте мира / Региональные исследования. – Смоленск, 2008, №3.
18. Родионова И.А. Современное состояние экономики России / География в школе – 2010, №5.
19. Россия в цифрах, 2010: крат.ст.сб. – М., Росстат, 2010.
20. Россия и страны мира, 2008: стат.сб. – М., Росстат, 2008
21. Сегодня и завтра российской экономики / Мировая экономика и международные отношения. 2009, №1.
22. Соколов В.В. Российское машиностроение в системе международных связей / Мировая экономика и международные отношения. 2010, №6.
23. Спартак А.И. Актуальные проблемы развития внешней торговли и управления внешнеэкономическим комплексом Российской Федерации / БИКИ – 2008, №128.
24. Теория социально-экономической географии: спектр современных взглядов. – Ростов-на-Дону, Изд.ЮФУ, 2010.
25. Трейвиш А.И. Город, район, страна и мир. Развитие России глазами страноведа. – М. Новый хронограф, 2009.
26. Шишков Ю.В. Глобализация – новая эпоха в истории человечества. География мирового развития. Сборник научных трудов / Под. ред. Л.М.Синцерова Вып.2. – М. КМК, 2010.
27. State of World Population. 2009. UNFRA. New-York, 2009.

Статья написана для сборника МГУ.